Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но, однако же, прежде, чем заплатить деньги, я ведь испытал его секрет на деле. И могу вас уверить, что факир не обманул меня, а честно научил своему искусству.
— Да вы, верно, пробу производили при нём. В его-то присутствии, может быть, что-нибудь и видели, а потом одни-то смотрели в стакан?
— Смотрел.
— Ну, и что же?
— И видел там всё, что нужно. Хотите, я при вас сделаю опыт?
— Ну, что же, сделайте. Я никогда не видал таких штук.
Я налил воды в пустой стакан, помолчал немного, сделал вид, что сосредоточился и, пошептав на воду, опустил в неё золотую монету.
Всё это я проделал с очень серьёзным лицом, значительно поднимая брови и придавая своему выражению как можно больше важности.
— Надо задумать, — произнёс я, окончив приготовление, — о чём-нибудь, что касается вас. Ну, хорошо, я задумаю и буду говорить вам, что увижу в стакане!
Я стал пристально глядеть в воду. Сарматов следил с улыбкой, очевидно, внутренне насмехаясь надо мной.
В стакане, разумеется, я ничего не надеялся увидеть: никакого секрета у факира я не покупал, но о том, что следовало говорить Сарматову, я знал, однако, заранее.
— Я вижу, — начал я, — набережную… пароходы… Поздний вечер… Позвольте… Это Порт-Саид… Батюшки! Мой приятель… Да, положительно это Гринёв. Он приходит на набережную и очень беспокоится… Он опоздал на пароход… К нему подходит какой-то человек с бородою и в тёмных очках и предлагает ему сесть на американский пароход… Но какое же это имеет отношение к вам? — спросил я Сарматова, вдруг поднимая голову и взглядывая ему прямо в глаза.
Улыбка уже исчезла с его лица, он суетливо заморгал глазами и ответил:
— Не знаю, ко мне это никакого отношения иметь не может.
— Я тоже полагаю, — согласился я, — я увидел не вас, а своего приятеля, оттого что мы только что говорили о нём. Это бывает! Теперь уж я буду думать только о вас!
— Да зачем, — вдруг сказал Сарматов, — разве это так уж необходимо?
— Нет, это совсем не необходимо, но ведь вы же сами хотели. Я только желал доказать вам, что недаром заплатил деньги факиру. Если вам теперь не угодно, то мы можем прекратить опыты.
И я отставил стакан в сторону.
Сарматов ничего не ответил, поднял брови и стал бессмысленно глядеть на этот стакан, как загипнотизированная кошкой мышь смотрит на неё и не может оторваться.
Мало-помалу он стал тяжело дышать и задвигал губами и челюстями, как бы приноравливаясь сказать что-то.
— А что, — выговорил он наконец, — вы, значит, не только о присутствующих, но и об отсутствующих можете загадывать?
— Вы видели, — ответил я, — что могу.
— Так когда я уйду, вы, пожалуй, в своём стакане увидите всю мою подноготную!
— Весьма вероятно.
— А вы будете смотреть?
— Непременно.
— Почему же непременно?
— Да так. Вот мы с вами только что познакомились, мне интересно, что вы за человек?
— Ну, тогда смотрите уж при мне и рассказывайте, что вы увидите, всё-таки оно будет вернее!
— Как угодно, — сказал я и взял снова стакан. Я стал опять пристально в него всматриваться. — Ну что же, говорить? — спросил я через некоторое время.
— Говорите.
— Я вижу опять этого человека с бородою… Э-э… да это вы сами.
— Неужели?
— Положительно вы. Вы на палубе парохода, ходите между пассажирами. Это опять в Порт-Саиде. Вы заговариваете с одной из пассажирок. Она должна остаться здесь. Вы как русский предлагаете ей свои услуги.
— И что ж из этого выходит?
— А вот мы увидим сейчас… Погодите… Проходит несколько дней. Деньги и вещи этой пассажирки переходят к вам. Она пишет письмо к мужу, что её обокрали.
— О, чтоб вас! — проворчал Сарматов.
— От мужа ей приходит перевод. Вы завладеваете и этими деньгами… Вы пишете поддельные письма от неё к мужу, а от мужа к ней. Вы ловко подделываете почерк. Так. Вы добились своего. Бедная женщина в отчаянии. Вы перевозите её в небольшую хатку на окраину Порт-Саида… Но что вам нужно от неё? Вы не влюблены в неё, вещи её и деньги вы присвоили себе, зачем же вы её держите? — Я приостановился и поглядел на Сарматова.
Впечатление, которое производила на него моя игра, превосходило по своей силе мои ожидания. Он побледнел, руки у него дрожали, мне казалось, что ещё немножко — и он будет приведён к тому, что сознается во всём и покается.
Нужно было ещё выдержать недолго.
Вид же у него был таков, что глядеть на него стало смешно, и я невольно отвернулся, чтобы скрыть от него свою улыбку.
Отвернувшись, я вдруг увидел в зеркальное стекло двери, которая вела с балкона в комнату, что Сарматов быстро привстал и кинул что-то в мой стакан.
Я повернулся вновь к нему лицом.
Он сидел на своём месте. Переставшее уже играть шампанское в моём стакане снова заискрилось мелкими пузырьками, явно только что потревоженное.
Сарматов был в таком состоянии, что едва ли сознавал хорошо, что делал.
— Посмотрите, — сказал я ему, протягивая руку и указывая на море. — Ведь это, кажется, идёт «доброволец».
Никакого «добровольца» не шло. Был виден какой-то однотрубный маленький пароход.
Сарматов оглянулся, чтобы поглядеть на море, к которому он сидел спиною. В это время я успел переменить наши стаканы с шампанским.
— Нет, это не «доброволец», — протянул Сарматов, разглядев пароход. — У «добровольцев» фок-мачта вооружена реями. Это какой-нибудь англичанин. Ну, батюшка, много вы мне тут наговорили.
— Правды или неправды? — улыбнулся я.
— А вот на это я вам отвечу сейчас, только перед этим давайте выпьем за ваше здоровье! Позвольте вас хоть этим тостом отблагодарить за показанные чудеса!
— Ну, что же, выпьем, — согласился я.
Мы чокнулись и выпили согревшееся шампанское, причём Сарматов не подозревал, конечно, что стаканы наши были переменены мною.
— Нет! Нет! Всё до дна, до последней капли! — стал настаивать он. — Вот, как я! — и закинув назад голову, он потряс надо ртом своим пустым стаканом, чтобы показать, что там не осталось ни капли.
— Ну, вот, — сказал он, ставя стакан на стол, — вы сказали сущую правду: всё это было действительно так, как вы увидели в воде, или кто вас знает, каким иным путём узнали это! У факиров я секретов не покупал! Прямо говорю вам, что не колдун, но порой тоже кое-что угадывать умею; вот вы так хорошо мне выложили факты из недавнего